Форум » Постоялый двор » О Казани » Ответить
О Казани
Тайна: у нас столько красивых, волшебных, интересных, исторических, и всяких других мест, достойных быть показанными гостям. давайте в этой теме приоткрывать завесу тайн Казани)
Север: Не так давно казанцев порадовали новостью, что на площади Тукая, рядом со зданием КФЭИ, построят новую Национальную библиотеку РТ по проекту голландского архитектора Эрика Ван Эгераата. Здание должно было быть настоящим архитектурным шедевром - современным, смелым и, в тоже время, функциональным. Однако сейчас появились сомнения, дадут ли проекту жить. Ведь на защиту родного города встал Союз архитекторов РТ, предлагающий свои услуги. Почему бы и нет? Тем более что опыта предостаточно – чего только стоит здание гуманитарного педагогического университета – монументально и впечатляюще. Чтобы отстоять свои законные права, союз архитекторов РТ обратился к мэру Казани с открытым письмом «Древняя Казань – не место для упражнений в духе скоротечных модных архитектурных веяний». Письмо напечатали в "Вечерней Казани". Камешки, понятное дело, кидали в ван Эгераата. Новизна, оригинальность и красота предложенного Эгераатом решения, по мнению, местных «опытных профессионалов-архитекторов» не идет ни в какие рамки с тем, что здание не вписывается в контекст «исторического ядра центра города» и площади Тукая. Зато туда, видимо, совершенно прекрасно вписался торговый центр «Кольцо», со своим нависшим над дорогой символом. А уж сияющий пенсионный фонд вообще встал как влитой. Старая Казань с тихими улочками, со спрятанными среди деревьев домами, украшенными кружевной резьбой, со зданиями в стиле модерн, где в одной балконной решетке больше изящества и вкуса, чем в целом заменившем его здании – давно пропала. Уцелевшие здания можно пересчитать по пальцам. Поэтому довольно странно слышать от казанских архитекторов стенания о контексте и «историческом ядре». Еще «опытным профессионалам-архитекторам» не нравится, что будущее здание не ассоциируется с образом Национальной библиотеки Татарстана – символом литературного наследия и т.д. Конечно, в Казани без символики никуда. Если уж на здании не нарисованы книги, не пущена вязь и национальные орнаменты, и лица писателей не выбиты в камне – никто не догадается, что это – библиотека. Так что будущее библиотеки находится буквально на весах, где с одной стороны – «новомодность», а с другой - «историческое своеобразие» тысячелетнего города. Так что, по мнению наших архитекторов, если и строить что-то современное, то не на площади Тукая и уж, конечно, не Национальную библиотеку. Почему-то многие крупные города с историческим своеобразием не меньше нашего, не боятся экспериментировать и строить современные здания в своих центрах. Например, в Лондоне несколько лет назад построили новое здание мэрии, похожее на сдуваемую ветром стеклянную каплю. И построили не где-нибудь, а рядом с Тауэрским мостом, одним из архитектурных символов города, известным всем, кто сталкивался с учебниками английского или путеводителями. В Берлине решились прямо на крыше рейхстага построить стеклянный купол в стиле хай-тек, по которому могут гулять туристы и сверху смотреть на заседания парламента. Купол тут же стал популярной берлинской достопримечательностью. Что уж говорить про Париж с его Эйфелевой башней и стеклянной пирамидой перед Лувром, в историческом сердце города. Хотя, конечно, всем этим городам далеко до нашей древней Казани, поэтому они и не стесняются «построек, выполненных в духе скоротечных модных архитектурных веяний». То ли дело мы, с нашим «самобытным архитектурным имиджем». Казани, как городу, в общем-то немолодому, давно пора начать смотреть вперед и всеми силами развиваться не только внутренне, но и внешне. Такой всплеск эмоций по поводу библиотеки лишний раз доказывает, что ее просто необходимо построить, чтобы у нас в городе появилось наконец-то современное здание, способное вызывать отклик и живой интерес, как у горожан, так и у туристов. аффтар не известен. Взято здесь http://e-kazan.ru/news/notes/?id=143 Эйфелева башня это «постройка, выполненных в духе скоротечных модных архитектурных веяний»?! Охренеть! Дешевая заказуха. Доренко восстал!!!
Князь: Север, не пугай нас зомби! Но писал эту чушь действительно не очень далекий человек! Бублиотека, конечно, нужна, но ее можно построить и на месте трущеб и развали, которых хватает пока еще в нашем центре!
Весна: Эйфелава башня,в годы ее постановки в Парижа тоже вызвала много споров.по мнению жителей парижа,эта этажерка портила общий вид парижа.но время идет... мне не нравится сам по себе проект это так называемой библиотеки,и согласна с Князем,что для библиотеки есть куча мест,где ее можно построить в центре,чтобы недалеко было от основных учебных заведений.а холм с памятником нужно оставить на месте. статья чисто провокационная.черный пиар
Руслан: Помещица Родионова На исходе лета, когда утренники сыры и прохладны и на листьях начинают проявляться любимые солнцем цвета - желтый и красный, Казань оживала, наполнялась людьми и из заспанного провинциального городка превращалась в столицу одной из самых крупных российских губерний. После Покрова, когда лужи покрывались первым льдом, а в воздухе летали белые мухи, въезжала в собственный дом на Воскресенской улице богатая помещица Анна Николаевна Родионова. Нет сегодня на этой улице ни дома Родионовой, ни Воскресенской церкви, именем которой была названа улица. На ее месте стоит теперь мрачноватое здание химического факультета университета, да и сама улица, примерив на себя несколько названий: Спасская, Воскресенская, Чернышевского, Ленина, остановилась на звучном имени - Кремлевская. Давно уже не существует и детища Родионовой, к которому она шла всю жизнь и которому были посвящены многие ее дела и помыслы, - института благородных девиц, носившего некогда ее имя. Само здание с надстроенным в 1936 году третьим этажом цело, с 1944 года здесь расположен корпус суворовского училища (ул.Толстого, 14). Нет и могилы Анны Николаевны, и косточки ее, покоившиеся с 1880 года в стенах нового здания Воскресенской церкви, теперь невесть где. И хотя так и не дождалась она при жизни воплощения своей мечты, душа ее, должно быть, покойна. Покойна с 1841 года, когда выросло на месте так называемой Нееловской рощи в конце улицы Большая Красная двухэтажное здание ее института. Анечка была дочерью помещика Калужской губернии Николая Нестерова, единственной страстью которого была карточная игра. Медленно приумножать состояние, причем прикладывать для этого усилия, Николай Нестеров был не согласен, зато всегда готов был сесть за карточный стол в надежде сорвать крупный куш. Кончилось все это тем, что Аня, и без того обделенная материнской лаской, вскоре осталась полной сиротой и совершенно без средств к существованию. Девочку приютил у себя приятель отца, богатый казанский помещик князь Василий Тенишев. Вырастил ее, дал ей домашнее образование, а когда Ане исполнилось 17 лет, выдал ее замуж за пожилого вдовца, полковника Ивана Александровича Родионова, имевшего в Казанской губернии несколько деревень с полутысячей душ крестьян. Кроме того, он имел каменный дом на центральной дворянской улице Казани (а всего-то домов каменных, как частных, так и казенных, насчитывалось в городе в то время не более 25), недалеко от места, где стоит ныне физический корпус университета, куда и привел молодую жену. Анна Николаевна тихо и мирно прожила с ним почти пять лет, родила ему сына и двух дочерей, и все бы ничего, да пришла в 1774 году в город беда. 12 июля вошла в город разбойная вольница самозваного "царевича Петра" Емельяна Пугачева. Кремль с ходу взять не удалось, и тогда началась дикая оргия грабежей и расправ. Было разорено и разграблено около трех десятков казанских церквей, в городе, подожженном со многих концов, сгорело более 2 тысяч домов, пьяные "повстанцы" секли и рубили всех, кто не носил бороды и был в нерусском платье. Под их горячую руку попал и Иван Родионов - он был изрублен в куски на церковной паперти Воскресенской церкви. Дом Родионовых был также разграблен, и когда вернулась в Казань из деревни Масловка (ныне Рыбнослободской район) Анна Николаевна с детьми, то увидела на месте дома только закопченный каменный остов стен. Ей помог друг ее мужа, казанский митрополит Вениамин. Он ссудил ее деньгами, напомнил, что уныние есть один из самых тяжких грехов, и посоветовал заняться каким-нибудь делом. Анна Николаевна восприняла его совет буквально. Она, дворянка, не побрезговала заняться "купецким" делом. Поначалу стала арендовать мельницы, затем занялась торговлей хлебом, а, став на ноги, скупила все лучшие рыбные ловли в Казанской губернии. Рыбой от Родионовой торговали и в Казани, и в Петербурге, и в Москве. Она восстановила дом на Воскресенской, купила под новую усадьбу землю на тогда еще не занятом Арском поле, привела в порядок две деревеньки, перешедшие ей во владение после смерти мужа, и все свои доходы стала вкладывать в недвижимость. Скоро стала она одной из самых завидных невест в губернии, однако все соискатели ее руки и сердца слышали от нее единственное - "нет". "...Родионова жила в свое удовольствие", - писал в 1955 году известный казанский ученый-археолог Н.Ф.Калинин. Что ж, тогда было такое время, что лягнуть в исторической печати какого-нибудь известного казанского богатея считалось признаком хорошего тона и партийной необходимостью. Ярлыки "кровопийцев" и истязателей трудового народа, погрязших в роскоши и праздности, навешивались тогда многим. Например, много нелестного было сказано в адрес богатейшего купца-промышленника И.А.Михляева. А ведь этот "эксплуататор" имел фабрику, условия труда на которой были много лучше, чем на казенных мануфактурах, что сумел увидеть и оценить побывавший на ней в мае 1722 года Петр Первый. Кроме того, Михляев на собственные средства построил один из самых замечательных ныне историко - архитектурных памятников Казани - собор Петра и Павла, его же "иждивениями" возведена была ныне действующая Богоявленская церковь на Баумана, Пятницкая церковь на Большой Красной, Успенская церковь в селе Алат и Иоанно - Предтеченская в деревне Потаниха современного Высокогорского района и даже Успенский собор в Болгарах. Более того, Михляев продолжал делать добро и после смерти - его средства, согласно завещанию, "работали" на реставрациях и ремонтах многих казанских зданий, например, здания той же Воскресенской церкви. Нет, не жила Анна Николаевна Родионова в свое удовольствие в том смысле, какой вложил в свои строки известный ученый. Не погрязла она и в праздности - факты говорят об обратном. Ее деятельный характер не позволял ей пребывать в праздности и жить, ничего не делая, а строгость ее жизни и религиозность долгое время служили даже притчей во языцех для горожан, большая часть которых, скорее всего, не любила Родионову и завидовала ее богатству. Это, однако, волновало ее мало. Она дорожила мнением о себе только строго определенных, постоянных и весьма малочисленных лиц и в первую очередь следила за тем, чтобы ей самой было, за что уважать себя. Достаточно, даже мельком взглянуть на ее портрет, находящийся в нашем Музее изобразительных искусств, чтобы прийти к аналогичному выводу... Она не посещала балов, не играла в карты - любимое занятие казанской знати того времени, ненавидела праздность и каждый день, осенью, зимой и весной, бывала в Воскресенской церкви и на могиле мужа, похороненного тут же, за церковной оградой. Многие знали, что прекрасный хор певчих в Воскресенской церкви набран из ее крепостных; некоторые знали, что она немало жертвует церкви и что богатая церковная ризница - ее рук дело, и уж совсем единицы ведали, что она тайно делала крупные пожертвования в городские благотворительные учреждения, совершенно не желая, чтобы об этом знал городской обыватель, и не нуждаясь в его благодарностях. Но одна страсть все-таки существовала в ее жизни - мечта создать для юных девушек-сирот дворянского происхождения, каковой, собственно, и была она сама, специальное заведение, этакий "сиротский институт", где их могли бы довести до совершеннолетия и подготовить к дальнейшей жизни. Эта женщина знала себе цену. Живя буквально напротив Воскресенской церкви, она не ходила до нее пешком, а выезжала в богатой карете, запряженной шестеркой лошадей, с кучером в черном цилиндре и шитом золотом кафтане, форейтором с повадками и статью отставного генерал-майора и расфранченными лакеями. Во многом эта женщина сделала себя сама. Оставшись одна, без мужа, имея за плечами только 22 года, две запущенные деревеньки (наследство полковника Родионова было поделено между ею и его детьми от первого брака), выгоревший дотла дом и троих малолетних детей, Анна Николаевна сумела не только выправить и сохранить свое состояние, но и приумножить его. Поднять на ноги детей, оделить их по достижении совершеннолетия достаточным для безбедного существования имуществом и оставить на осуществление своей мечты более чем на 280 тысяч недвижимости, находящейся в ее личной собственности. В 1823 году Анна Николаевна официально обратилась к вдовствующей императрице Марии Федоровне с просьбой принять от нее в дар на устроение института для девочек два имения с 414 душами крепостных и каменный дом на Воскресенской улице в Казани. Просьба ее была удовлетворена, Родионова написала в пользу будущего института завещание и умерла в декабре 1827 года, не дождавшись трех недель до "высочайшего соизволения" на учреждение института и его устава. В феврале 1828 года Николай I утверждает совет института из высокопоставленных лиц города, и в Нееловской роще по проекту известного в городе архитектора Ф.И.Петонди начинается строительство основного здания института. Здание строилось долго из-за судебной тяжбы, которую затеял внук Родионовой, промотавший свое состояние и надеявшийся отсудить в свою пользу часть бабкиной недвижимости, завещанной институту. Наконец в 1837 году судебный процесс был разрешен в пользу института, и к 1841 году, уже по измененному архитектором А.И.Песке проекту, институт был построен. В январе 1842 года, после рождественских праздников, был объявлен первый набор. Учеба, а точнее, воспитание юных девушек в институте продолжалось вначале четыре года, а позже - в течение семи лет. И каждый выпускной год отправлялись бывшие воспитанницы Родионовского института благородных девиц на могилу Анны Николаевны, что была во дворе Воскресенской церкви, и служили панихиду по ней. А в 1880 году при строительстве нового здания храма Воскресения прах Родионовой, в благодарность за столь много сделанное для города и людей, был вынут из могилы и заложен в стены новой церкви, как казалось тогда, на века...
Князь: Руслан, очень интересная информация, а самое главное актуальная! Посмотрите на современных состоятельных людей. Очень мало кто занимается тем, чем ранее занимались дворяне и бояре. За державу обидно, господа. З.Ы. Руслан, молодец! Грамота тебе!
мастерица: спасибо и низкий поклон за желание донести до других кусочек истории. статья просто замечательная, читала в захлеб.Спасибо.
Руслан: Генералитетная перепись населения в конце царствования Анны Иоанновны показала, что Российскую империю населяло 10893188 человек. Казань входила по числу жителей в первую десятку. Какое место она занимала? Сколько в ней было жителей? Вот первая десятка российских городов в 1738 г. (по числу жителей): 1. Казань - 192422 2. Новгород - 168802 3.Н.Новгород - 156375 4. Москва - 151529 (с уездом) 5. Ярославль - 126705 6. Суздаль - 126003 7. Владимир - 116141 8. Симбирск - 108714 9. Смоленск - 104763 10. Вологда - 92077 (Если я правильно все посчитал, то в Казани то больше жителей было, чем в Москве!!)
Руслан: Во многих российских городах имелись заставы. Сколько застав было в Казани и как они назывались? В Москве было очень много застав, в Петербурге - поменьше, а в Казани - всего три: Московская - у начала дамбы, ведущей к Устью (сейчас здесь Дворец спорта); Оренбургская - в конце Суконной слободы (ныне улица Эсперанто). Кстати, Александр Сергеевич Пушкин въехал в Казань через Московскую заставу а выехал - через Оренбургскую. И, наконец, Сибирская - около Варваринской церкви. Здесь был овраг и через него перекидной мост. Отсюда начинался Сибирский тракт. Эта застава запечатлена на одной из литографий Э.Турнерелли. В 1892 году овраг был засыпан, мост разобран. Появилось депо для конки, позже трамвайное депо.
Весна: Князь ,у них,состоятельных,одна забота: как бы тебя кто не сместил)) куда им меценатствовать... Руслан , спасибо за информацию...сильная духом была женщина...почитаешь и прахом кажутся свои тараканы в голове
Весна: с этой Сибирской заставы,после варваринской церкви начинался Сибирский тракт(название до сих пор сохранилось в названии улицы),по нему уводили из города каторжников
Князь: Руслан, может еще интересной истории для просвещения?! $-)
Руслан: Вот еще история об одной, очень знаменательной личности. Великий химик "В химии существует бутлеровская школа, бутлеровское направление...". Д.И. Менделеев. И дернул же черт послушаться Софью Александровну и свезти её рожать в этот Чистополь! Ведь не на пустом же месте родилась сия мудрость: "Выслушай женщину - и сделай все наоборот". Ан нет: в городу-де и почище, и больничка имеется, если что, а в твоей Бутлеровке, кроме бабки повивальной, и нет никого, да и та, небось, не лекарка, а знахарка простая. Попортит плод, не дай Бог, - век себе не простим. Не раз впоследствии сокрушался Михаил Васильевич, что послушал жену. Да что толку от того: дело сделано - не воротишь. Свез Михаил Васильевич жену в Чистополь - город сей был самым ближним от сельца вотчинного - за два дня до родов. А 25 августа родила Софья Александровна сына, здорового, крупного. Тот при родах пискнул разов несколько, да и затих. С первых дней своих спокоен был, а вот Софья роды перенесла тяжко. Все ей неладно было: то бок болит, то под лопаткой колет, то мысли непонятные в голове. Мечутся, словно рой пчелиный. Так и не вставала покуда с постели своей. А на одиннадцатый день после родов принесла девка-прислужница поутру таз с водой, дабы Софье Александровне умыться, поставила неловко на табурет - таз и опрокинулся с грохотом. Софья ойкнула, сердце вдруг зашлось и... остановилось. Так остался Саша Бутлеров без матери. Помыкался Михаил Васильевич с грудным дитем, помыкался, да и уступил просьбам родителей Софьи - отдал им Сашу под присмотр и опеку. Сам же стал бобылем в имении своем безвыездно жить; покидал его, только чтобы с сыном свидеться. Он и раньше-то не слишком охоч был до раутов да визитов, более просторы деревенские жаловал, нежели разные места присутственные, посему, видно, и отказался он - полковник и участник кампании 1812 года - от предложенного еще до рождения Саши поста вице-губернатора. А Саша рос крепким и здоровым ребенком, был очень подвижен и сызмальства отличался от сверстников прекрасной памятью и явными способностями. Был он пытлив, мучил деда с бабкой разными вопросами, на которые те зачастую не находили, что и ответить, и имел уже полезную для всей дальнейшей жизни привычку: доводить любое начатое дело до конца. В 1836 году, когда Саше исполнилось 8 лет, его отвезли в Казань с дядькой-наставником и отдали в пансион Топорнина, который готовил своих воспитанников к поступлению в гимназию. Дворянский род Бутлеровых был весьма древний. Очень даже может быть, что родословная их начиналась с того самого "розмысла" - английского инженера Бутлера, коего неизвестно какими путями занесло на Русь и коему Иван IV во время осады Казани летом-осенью 1552 года велел, как гласит о том русская летопись под названием "Царственная книга", "подкоп под град учинили... от Булака реки... промеж Аталыковых ворот и Тюменских". А Саша в пансионе Топорнина играючи осваивал все первоначальные знания, был пытлив, самостоятелен и весьма предприимчив. Особенно нравились ему две вещи: шутихи и фейерверки, что устраивались в городе по большим праздникам, да не похожая на обиходную всякая химическая посуда: колбы, мензурки, фигурные баночки и прочая утварь, необходимая для проведения разных опытов. Вскоре он увлекся пиротехникой и подбил на это дело своего дядьку, который втихаря доставал ему необходимые для опытов материалы. Вот что писал о Бутлерове его товарищ по пансиону: "Бутлеров возился с какими-то банками, воронками, что-то таинственно, скрываясь, переливал из одного пузырька в другой. Ему мешал неугомонный воспитатель Роланд, отбирал его склянки и ставил в угол или оставлял без обеда, но тот, пользуясь покровительством учителя физики, не унимался. Затем в углу, возле кровати Бутлерова, появился маленький, всегда запертый шкафчик, наполненный снадобьями...". В конце концов Бутлеров умудрился из селитры, серы и толченого угля самостоятельно получить порох и "в один прекрасный вечер весны, - как вспоминал тот же товарищ Бутлерова, - когда воспитанники мирно и весело играли в лапту на просторном дворе, а Роланд дремал на солнечном припеке, в кухне раздался оглушительный взрыв. Роланд мигом оказался в подвальном этаже, где помещалась кухня, потом показался оттуда, безжалостно волоча Бутлерова с опаленными волосами и бровями. Розги не употреблялись в этом заведении, но на педагогическом совете придумали наказанье. Раза два-три "преступника" выводили в общую обеденную залу с черной доской на груди, где мелом было выведено: "Великий химик". Однако Бутлеров продолжал заниматься пиротехникой и в Первой Казанской гимназии, самой престижной, если можно так выразиться применительно к тем временам, в которую он поступил, оставив пансион. Это классическое здание гимназии, стоит и доныне и имеет теперь адрес: К. Маркса, 10. Вскоре, похоже, знаний, даваемых в гимназии, Бутлерову уже не хватает, и для продолжения учебы его целью становится поступление в Казанский Императорский университет. "Я желал бы прежде всего выдержать экзамен и поступить в университет, - напишет в одном из писем отцу Александр. - Там, ведя себя хорошо, удаляясь от всего дурного и учась прилежно, заслужить любовь наставников; я желал бы доказать им собою, что их усилия не были тщетны и дали хорошие плоды...". Бутлерову в день написания этого письма было всего 13 лет. Желание его учиться дальше было настолько велико, что уже в 15 лет он подал прошение о приеме в университет, однако по молодости лет был лишь допущен к слушанию лекций. Действительным студентом он стал лишь в 1846 году. И в гимназии, и в университете учеба давалась ему легко. В дни экзаменов, как это было во все времена, прежние и нынешние, когда студенты круглосуточно корпели над учебниками и конспектами и писали шпаргалки, Александр Бутлеров был спокоен, хорошо спал и все предметы сдавал на "отлично". В университете он сдружился с сыном профессора минералогии Николаем Вагнером и студентом Пятницким, - вместе с ними он совершал загородные прогулки в рощи и сады за Арским полем, увлекшись коллекционированием бабочек: вместе с ними он стал ездить в экспедиции в заволжские степи. Вместе с тем не был Александр Бутлеров и букой: все трое были веселого нрава и любили пошутить. Как пишет в своей книге о Бутлерове Лев Гумилевский, одним из любимых развлечений всех троих было следующее: возвращаясь домой с прогулок, Бутлеров сажал маленького Вагнера на плечи Пятницкому и накрывал их шинелью, отчего получалась фигура огромного роста. Прохожие, увидев такую вот идущую навстречу фигуру, сторонились, переходили на другую сторону улицы, а сердобольные старушки охали, крестились и провожали ее печальными взглядами... Летом 1846 года Бутлеров включается в состав экспедиции, отправляющейся в киргизские степи. Вместе с ним в состав экспедиции попали и оба его приятеля, с коими Александр Михайлович все годы учебы в университете просидел на одной скамье, - Николай Вагнер и Дмитрий Пятницкий. Возглавляли экспедицию отец Николая, профессор П.И. Вагнер и тогда еще приват-доцент М.Я. Киттары. Собирая по пути растения и насекомых, что было одной из целей экспедиции, они благополучно добрались до ханской ставки в Букеевской степи, а затем экспедиция разделилась: Вагнеры и Бутлеров пошли дальше на восток, а Киттары и Пятницкий - на юг, к соленым озерам Прикаспийской степи. В конце лета, в городке Гурьеве, Бутлеров почувствовал недомогание. Через несколько дней Александр Михайлович уже не мог самостоятельно передвигаться и был положен в больницу. Местными врачами было сделано предположение, что у Бутлерова тиф, и профессор Вагнер отвез его в Симбирск, под надзор теток Бутлерова, куда вызвал и отца Александра Михайловича. Когда Михаил Васильевич приехал в Симбирск, Бутлерову уже был поставлен точный диагноз - брюшной тиф. Болезнь была очень опасной, Бутлеров нуждался в особом и ежечасном уходе, что и взял на себя его отец. Крепкий организм Александра Михайловича начал одолевать опасный недуг, но заболел его отец. Окончательно поставив сына на ноги, он уехал в свою Бутлеровку, где вскоре и умер. Тяжелая болезнь не особенно сказалась на здоровье Бутлерова. Александр Михайлович был крепко сложен, мощен, высок и весьма силен физически. Стоило побывать в Казани какому-либо силачу или силовому жонглеру с гастролями, как через несколько дней Бутлеров без особого напряга показывал друзьям те же приемы и упражнения. Химия же после его знакомства с профессорами Карлом Карловичем Клаусом и особенно с выдающимся химиком-органиком Николаем Николаевичем Зининым (1812-1880), имевшим к тому времени уже европейскую известность, становится просто страстью Александра Михайловича. Надо сказать, что Бутлеров именно от Зинина воспринял справедливость учения о существовании атомов и их взаимосвязей в молекуле любого вещества. Зинин читал свои лекции очень живо и образно, и его увлеченность своим предметом передалась Бутлерову, до последних своих дней считавшему себя учеником Зинина. Уже являясь известным ученым, Бутлеров писал о Зинине, что именно "ему обязана русская химия... своим вступлением в самостоятельную жизнь; его труды впервые заставили ученых Западной Европы отвести русской химии почетное место". В 1849 году Бутлеров завершил обучение в университете и по рекомендации профессора Клауса был оставлен при физико-математическом факультете. Вот постановление факультета от 1849 года: "Факультет совершенно уверен, что господин Бутлеров своими познаниями, дарованием, любовью к наукам и к химическим исследованиям сделает честь университету и заслужит известность в ученом мире... Вследствие этой уверенности, факультет считает своею обязанностью ходатайствовать о причислении господина Бутлерова к университету в каком бы то ни было качестве". Летом 1850 года появляется реляция исполнявшего тогда обязанности попечителя Казанского учебного округа, бывшего ректора университета Николая Ивановича Лобачевского (1792-1856) следующего содержания: "Зная господина Бутлерова с того времени, как он обучался в числе студентов нашего университета, я нахожу совершенно справедливым желание физико-математического факультета и ходатайство присоединить господина Бутлерова к университету в надежде видеть в нем полезного преподавателя и достойного ученого...". Поддержанный Лобачевским, Бутлеров в 1850 году остается при университете, а в феврале 1851 года успешно защищает магистерскую диссертацию, поразившую ученых-специалистов богатством изложенного в ней материала, широтой и зрелостью взглядов и несомненным талантом автора, и в возрасте 23 лет он начинает читать лекции студентам. В том же 1851 году Александр Михайлович женится на дочери Софьи Тимофеевны Аксаковой Надежде, роднясь с одним из первых русских писателей-классиков СТ. Аксаковым, и переезжает в дом тещи, с которой у него сложились прекрасные отношения. Дом этот стоял на Покровской - части нынешней улицы Карла Маркса, - и прожил в нем Бутлеров ни много ни мало до 1864 года. Этот дом за номером 27/11 цел и по сей день... В 1853 году Бутлеров представляет докторскую диссертацию "Об эфирных маслах", а летом 1854 года успешно защищает её в Московском университете. Было молодому доктору наук всего 26 лет. Через несколько лет популярность Бутлерова пересекает границы университета, его знают в городе, к нему прислушиваются, с ним советуются. Еще более возрастает его популярность в 1857 году, когда 23 голосами против одного он избирается профессором университета. Вокруг него начинают группироваться молодые - как по возрасту, так и по воззрениям - силы университета: ученый-практик Модест Яковлевич Киттары; однокурсник Бутлерова Николай Петрович Вагнер; известный в городе либерал Николай Никитич Булич; один из самых блестящих профессоров-юристов того времени Дмитрий Иванович Мейер и выдающийся русский филолог Виктор Иванович Григорович, коему было уже за сорок. К тому времени совет университета раскололся на две партии, и группа Бутлерова, как наиболее прогрессивная, противопоставила себя партии "консерваторов", состоявшей преимущественно из немецких профессоров, из которых, по старости лет, уже начал сыпаться песок. "Борьба между этими постепенно оформлявшимися группами, - писал Гумилевский, - началась гораздо раньше, но долгое время она оставалась скрытой от посторонних глаз, в том числе и от студентов". Конец 50-х годов XIX столетия и начало 60-х были в России почти революционными, революционными "сверху", и их можно сравнить с нашим периодом времени от 1985 до 1991 года. Жесткая эпоха Николая I прошла, и Александр II был, по сравнению с ним, "белым и пушистым". Именно Александр дал возможность молодым ученым выезжать за границу, что прежде было весьма проблематично, и первыми воспользовались этим правом Менделеев, Сеченов и Бутлеров. В 1857 году он выезжает за рубеж и целый год, как сказали бы ныне, обменивается опытом с иностранными учеными. Он побывал в Берлине, где научился пользоваться газовой горелкой; в Бонне посетил 33-й съезд немецких натуралистов и врачей; был в Швейцарии, Италии, Франции и Англии, где работал в лабораториях с тамошними виднейшими учеными-химиками. В 1858 году он возвращается в Казань и начинает издавать свой капитальный труд "Введение к полному изучению органической химии", выпускающийся с продолжениями в течение 3 лет. В этой работе Бутлеров проявил себя несомненным представителем научного естествознания, а его теория строения органических соединений, изложенная в данном труде, является ныне не только основой современной органической химии, но дает возможность познавать существующие в природе органические соединения, а также создавать совершенно новые. Именно исследования Бутлерова, его направление, его "школа" легли в основу развития технологии оргсинтеза, синтетических смол и масел, синтетического каучука и многого другого. "Бутлеров, - писал о нем Менделеев, - один из замечательных русских ученых. Он русский и по учебному образованию, и по оригинальности трудов. Ученик знаменитого академика Зинина, он сделался химиком не в чужих краях, а в Казани, где и продолжает развивать самостоятельную химическую школу. Направление ученых трудов Александра Михайловича не составляет продолжения и развития идей его предшественников, но принадлежит ему самому". В 1859 году Бутлеров, совершенно неожиданно для себя и совершенно оправданно для своего окружения, избирается ректором университета. Конец 50-х - начало 60-х годов XIX столетия были временем студенческих волнений. Студенты отказывались посещать лекции реакционно-настроенных или просто скучных профессоров, - дело доходило до того, что ими составлялись даже письма и прошения с требованиями вообще уволить из университета тех или иных преподавателей, дабы они уступили место новым, владеющим более современными знаниями. Бывший до Бутлерова ректором университета Осип Ковалевский, прекрасный ученый, но организатор никакой, не сумел увидеть компромиссных путей и добиться "консенсуса" между противоборствующими сторонами. Посему Ковалевский с поста ректора был смещен и выбран Бутлеров, самый молодой и авторитетный профессор университета, с которым связывалось восстановление в альма-матер мира и спокойствия. Это было непросто. С середины XIX века почти сплошь дворянское студенчество было сильно разбавлено разночинцами: детьми мещан, купцов, промышленников, лиц духовного звания и иных сословных слоев. Эти были менее сговорчивы, более склонны к бузе и беспорядкам и весьма податливы новым демократическим веяниям в стране. Кроме того, с 1857 года забил в свой "Колокол" А.И. Герцен, будя крамольные мысли. И Бутлеров решает искать опору у общественности, которая, по его мнению, могла бы повлиять на улучшение общей атмосферы в университете. С этой целью он ставит на обсуждение Совета университета осторожное заявление, написанное так, чтобы ни у кого не вызвать раздражения, и вместе с тем дающее возможность придавать огласке и, возможно, порицанию некоторые действия и воззрения реакционной профессуры. Вот что он пишет: "Нельзя не заметить и не радоваться, что в настоящее время сочувствие между университетами нашими и обществом становится все более и более ощутимым. Общество более участия оказывает стремлениям университетов, сильнее интересуется тем, что происходит в их стенах. Способствовать всеми силами упрочению этой связи - задача, стоящая внимания членов университета". На первых порах большинство членов университетского Совета не поддержало призыв Бутлерова, однако в период волнений 1861 года Совет стал более сговорчив. Более того, с 1861 года Совет стал вдруг решительно защищать идею "самого широкого доступа женщин в университеты". Естественно, на глазах общественности стало неловко проповедовать устаревшие знания, тормозить и замалчивать новые идеи, скучно читать лекции, а иностранным ученым - не знать русского языка, поэтому многие из партии "реакционеров" угомонились и затихли. Бутлерову даже удалось вернуть популярного в городе и уволенного "за вольнодумство" профессора Булича, выжить из университета в отставку скучного и недалекого профессора римской словесности датчанина Ф.А. Струве и снизить накал студенческого недовольства. Успех Бутлерова как ректора был очевиден, и Александр Михайлович, по желанию университетского большинства, переизбирается в 1861 году ректором на второй срок. Положение Бутлерова как ректора университета пошатнулось с отстранением от должности попечителя округа - сына поэта, князя П. Вяземского и назначением на нее властолюбивого и бестактного немца Ф.Ф. Стендера. Тот окружил себя группой реакционно-настроенных профессоров во главе с деканом медицинского факультета, известным ученым А.А. Соколовским и вскоре снискал к себе всеобщую неприязнь студентов. 16 февраля 1863 года студенты решают устроить правой руке Стендера "обструкцию", врываются в количестве до 30 человек в масках в вестибюль фармацевтической лаборатории и, когда из нее выходит Соколовский, - встречают его криками, руганью и свистом. Из Питера по вызову попечителя, коему освистанный профессор немедленно доложил о сем безобразии, выезжает чиновник по особым поручениям Делонов, будущий министр народного просвещения. Весьма неглупый. Делонов виновных среди студентов, конечно, не нашел, да, похоже, и не пытался искать, зато привез в северную столицу материалы на отдельных профессоров, в том числе и на Бутлерова. Сведения об инциденте с Соколовским дошли до слуха самого государя, и, по распоряжению Александра, была назначена особая комиссия по выяснению состояния дел в Императорском Казанском университете. Комиссия работала довольно долго. Наконец она пришла к выводу, что состояние дел в казанском университете "весьма грустное, ибо оно представляет, с одной стороны, разлад между профессорами, а с другой - своеволие и разлад между студентами". Состоялось экстренное заседание университетского Совета, и Бутлеров, который и ранее весьма неохотно принимал на себя обязанности ректора, отвлекающие от научных изысканий, откланялся и решительно заявил о своей отставке с этого поста. Совет не без колебаний соглашается, однако получает на орехи и Соколовский, которого и вовсе увольняют из университета "за интриги против Совета". Вскоре, с согласия государя, попросили освободить кресло попечителя и Стендера. Плюнув на все, Александр Михайлович отправляется отдохнуть в свое имение Бутлеровку, где в поношенной тужурке, очках и широкополой шляпе сильно смахивает на сельского врача. Он и был таковым, ибо редкий день не был окружен толпой крестьян, предпочитавших лучше прийти в Бутлеровку к барину, нежели в земскую больницу к невесть кому. И Бутлеров зашивал раны, полученные в пьяной драке, вскрывал нарывы и помогал порошками собственного изготовления, славившимися по всей Волге... В 1868 году Бутлеров получает приглашение в Петербургский университет и начинает потихоньку собираться в столицу, ибо новый попечитель П.Д. Шестаков был еще почище Стендера, да к тому же являлся ярым монархистом. Курс, взятый Шестаковым на выживание Бутлерова из университета, дал результаты, и в январе 1869 года Александр Михайлович переезжает в Санкт-Петербург. В 1870 году Бутлеров избирается президентом Русского химического общества, а в 1871 году становится академиком Петербургской Академии наук. После десятилетней преподавательской и научной деятельности в Петербургском университете Бутлеров решает отказаться от лекций, и 4 апреля 1880 года читает, как он сам думает, последнюю. Однако студенты составляют прошение-петицию, которую поддержал и университет, с просьбой к Александру Михайловичу не оставлять преподавательскую деятельность. Растроганный Бутлеров соглашается и не покидает университет еще пять лет. После смерти в феврале 1880 года академика Зинина Александр Михайлович остается старейшим в России ученым-химиком, продолжавшим плодотворную научную деятельность. И все же последнюю лекцию Бутлеров прочитал. Случилось это 17 марта 1885 года. Однако, покинув университет, он продолжал бывать в его лабораториях, читать лекции на Бестужевских высших курсах и руководить их опытной лабораторией. Он умер 5 августа 1886 года от закупорки вен, и его смерть была воспринята всем ученым миром как катастрофа. И доныне все могущество современной органической химии обязано своим развитием выдающемуся ученому, химику Александру Михайловичу Бутлерову.В благодарность за его труды и в память о замечательном ученом и человеке, наш город назвал одну из центральных улиц его именем. На доме по улице К. Маркса, 27, где он жил, есть мемориальная доска, а в 1978 году в честь его 150-летия был поставлен в самом начале бывшего Николаевского сквера памятник из гранита и бронзы - российскому Ученому и Гражданину. "Надеюсь я служить моему отечеству верою и правдою... и желал бы встретить старость и смерть мирно... оставив по себе память добра пользы ближним", - писал 13-летний Бутлеров в одном из писем своему отцу. Так оно и случилось.
Север: Знатно излагаешь, Руслан ! Други! Делитесь историями о своих городах! Интересно ведь!
Князь: В поддержку призыва Севера, хочу обратиться ко всем - неужели Ваши города, други, не заслужили рассказа?! Надобно исправить такую ситуцию! А Руслану благодарность! Грамоты у нас просто так не дают ;-))))
Север: Прощай, «Акчарлак» Основная часть многофункциональности будет отведена под гостиницу. Жилой блок будет размещен в высотной части здания, а администрация будет располагаться в четырехэтажной части комплекса неподалеку. Гостиница будет претендовать на 4-5 звезд. Будет в ней конференц-зал на 500 мест, спортивный блок с бассейном и тренажерным залом. Внизу будут располагаться магазины, салоны красоты, кафе, бары и двухзальный ресторан со сценой. Будет гараж для 30 машин. Несмотря на то, что старый «Акчарлак» снесут, про милый казанскому сердцу магазин кулинария не забудут. Его планируют открыть и при новом комплексе. Жилая часть гостиницы будет занимать 30 этажей. Вообще же суммарная высота здания будет соответствовать 40 этажам. Перед входом в небоскреб планируется разместить открытую парковку для 70 машин и 10 экскурсионных автобусов. Все это великолепие на пятачке, оставшемся от серенькой «чайки», уместиться, само собой, не сможет. Поэтому начнут осваивать целину вокруг. По проекту гостиница привольно раскинется практически до здания кооперативного института, подмяв под себя лежащий рядом парк со старыми деревьями. Линкор 40-этажной гостиницы гордо возглавит флотилию из хрущевских и сталинских лодочек, подавив все вокруг своей мощью и неприступностью. Возведение многофункционального комплекса, естественно, порадует не только жителей из соседних домов, чьи глаза будут постоянно упираться в блестящую громадину из стекла и бетона. Дорожная развязка рядом с «Акчарлаком» пользуется неизменной популярностью у автомобилистов и городского транспорта. Поэтому здесь практически каждым утром и вечером возникают пробки. 40-этажная гостиница с магазинами, барами, спортивным комплексом и с парковкой рассчитанной в общей сложности всего на 100 машин, позволит казанцам проводить намного больше времени в сладком пробочном безделье, наслаждаясь видом небоскреба. Но это лишь в том случае, если большую часть соседних домов не снесут и не сделают дорогу в несколько раз шире. Город преображается на глазах. Очень странно, что руки дельцов никак не доберутся до останков парка Горького. Там тоже можно разместить большой многофункциональный комплекс. Если постараться, то даже не один. Что в центре не останется деревьев и мест для прогулок - неправда. В конце концов, можно гулять вдоль дорог или в тех же новых центрах – тепло, светло и не дует. источник: e-кazan.ru без комментариев
Север: К вышесказанному. Выглядеть это будет так (предположительно)
Лягушка: http://www.ruschudo.ru/regions/3.html# проголосуем за Сююмбике !!! Мне эта башня ну очень нравится!!!!!
Тайна:
Тайна: сегодняшние тучи
Arrow: О! красиво! фиолетовый цвет - редкость. так выпьем же за мастерство)
полная версия страницы